И расползалась по Москве,
как трехголовая Химера,
пристегнутая к голове
нечеловеческая эра.
(Ефим Бершин. «Миллениум»)
Пока мы, до полусмерти перепуганные, прятались в своих коммунальных скворечниках от невидимого врага, депутаты Государственной Думы сходили на баррикады и 8 июня устроили форменную революцию. Я к тому времени, правда, уехал с Красной Пресни, а потому не видел, как они с криками «ура» погибали под копытами казачьей конницы, как это было принято у нас еще во времена декабрьского восстания 1905 года там же, на Пресне. Но благодаря воображению, живо представлял себе, как, разодрав на груди галстуки и тысячедолларовые пиджаки, они гибнут под копытами, сжимая в немеющих руках булыжники.
Вспоминая свои незаконные антикоронавирусные прогулки вокруг знаменитого памятника Ивана Шадра «Булыжник – оружие пролетариата», неизменно прихожу к мысли, что раньше все было проще и понятнее. С одной стороны – кровавый царизм, с другой – благородные рабочие Трехгорной мануфактуры, сражающиеся за светлое будущее пролетариата и всего человечества. Или, например, с одной стороны ГКЧП как отрыжка догнивающей власти, а с другой – мы, молодые и задорные, на баррикадах у Белого Дома. На той же, кстати, Пресне. Все просто: да здравствует революция! И в первом, и во втором случае всеобщее счастье не замедлило себя ждать. Впрочем, теперь на баррикады за счастьем ходить не надо. Достаточно нажать на кнопку и принять закон № 168-ФЗ “О едином федеральном информационном регистре, содержащем сведения о населении Российской Федерации”. Революционный закон, превращающий живого человека в порядковый номер.
Если раньше с горящими глазами шли во имя человека, то теперь – во имя цифры. Без человека. Представляю такую картину: прихожу в инстанцию и говорю: здравствуйте, меня зовут №1204345. Впрочем, врать не буду, мне номер еще не присвоили, поэтому я пока безымянный. Как едва родившийся. Или еще не родившийся. Но скоро присвоят. А, может, уже присвоили, но мне не сообщили. И со мной не советовались. А когда со мной советовались? Если со мной-человеком не советовались, то со мной-цифрой тем более не будут.
Итак: согласно новому закону человеку присваивается пожизненный номер. Причем, номер несменяемый и обезличенный. А все сведения о человеке соберут (а, может, уже и собрали) в единый Регистр. Нажимая на кнопку, наши революционные депутаты напрочь проигнорировали 21 статью Конституции, в которой черным по белому написано: «Достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления». Я уж не говорю о том, что Нюрнбергский трибунал 1946 года признал практику присвоения людям пожизненных обезличивающих номеров преступлением против человечности, не имеющем срока давности. Впрочем, о каком достоинстве личности я говорю? Если нет личности, то нет и достоинства. Ну, и заодно, чтоб два раза не вставать, депутаты отпихнули в сторону и 24-ю статью Конституции, в которой запрещается собирать, хранить, использовать и распространять информацию о частной жизни человека без его согласия.
Пока во дни великого коронавирусного заключения интернет кипел спорами о том, нужно или не нужно отменять единственный скрепляющий страну праздник День Победы, на нас надели электронные ошейники – обезличенные номера. Мы становимся электронным стадом. И – тишина. Никто не спорит. «Паситесь, мирные народы». А роль «ярма с гремушками» уже давно исполняют интернет и наши замечательные телефоны, ставшие надежными надзирателями. Осталось спеть: «Кто был никем, тот станет всем». Хотя что это я? Все наоборот: кто был всем станет никем. Или ничем. Без разницы. К обезличенным неприменимы правила русского языка.
Во дни великого коронавирусного сидения по домам мы вдруг осознали, что все разговоры о нашем глубоком отставании от технической цивилизации – сущая ерунда. По-моему, мы эту цивилизацию уже обогнали. По крайней мере, в Москве. Правда, возникли некоторые вопросы. Поскольку в едином Регистре будет учитываться вся информация, включая дату рождения и даже дату смерти, хотелось бы узнать: за покойником его номер останется навечно или его передадут другому потенциальному покойнику? И какой, к примеру, срок грозит чиновнику Федеральной Налоговой Службы или Многофункционального Центра (МФЦ), если он, вдоволь наковырявшись в моей жизни, продаст мои данные первому подвернувшемуся жулику? И вообще, нумерация начинается с хвоста или с головы?
Зато мы и тут запросто можем обогнать ту же Европу. Все споры про родителей № 1 и родителей № 2 отменяются. Родителей может быть и два, и три и десять. А что? Цифр много. Считать можно до бесконечности. Гуляй – не хочу!
Одна у меня надежда на нашего классика Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина и на его бессмертную фразу: „Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения“. Зная наш народ, верю, что даже в цифровом виде он не отступит от своих вековых традиций.
За сим подписываюсь пока своим законным человеческим именем:
Ефим Бершин.
COMMENTS